Древнее русское «Слово…» на поле брани и в стане врага

АНАТОЛИЙ АЛЫМОВ-БЛАГИХЪ

Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовётся…

                                             Фёдор Тютчев

 

Я знаю правду! Все прежние правды – прочь!

Не надо людям с людьми на земле бороться.

                                              Марина Цветаева

 

Слово есть особая материальная субстанция, с помощью которой идеи и эмоции Homo sapiens правят миром. Словами, как известно, можно творить добро и зло. Со слов начинаются братоубийственные войны и перемирия. Лживым набором слов притупляется бдительность и маскируются истинные намерения не?людей. Словами можно казнить и миловать.

 

Как создавалось эссе о «Слове…».

 

Звонок по мобильному телефону:

– Привет!

– А это кто?

– Ломоносова Ульяна Анатольевна.

– О, дочь, прости, не узнал. Засписался.

– Пап, а ты сейчас где?

– Пока на Бородинском поле, а потом собираюсь в Москву на Разгуляй-поле к графу Алексею Ивановичу Мусину-Пушкину…то есть…

– Всё ясно. Ты там поосторожней. Береги себя. Передай маме – я завтра приеду. Всё. Целую. Пока.

 

Самым героическим апофеозом для русской армии в кровавой битве гигантов стало, конечно же, Бородинское сражение. Самой же трагической драмой Отечественной войны 1812 года было, безусловно, принятие трудного, но, как оказалось впоследствии, единственного правильного победного решения о сдаче Москвы без боя.

 

– Скажи-ка, дядя, ведь не даром

Москва, спалённая пожаром,

Французу отдана?

Ведь были ж схватки боевые,

Да, говорят, ещё какие!

Недаром помнит вся Россия

Про день Бородина!

 

Поистине велик поэтический талант М.Ю.Лермонтова, который всего в нескольких строчках отразил героическую и трагическую суть Отечественной войны 1812 года, о которой написаны сотни тысяч страниц различной литературы.

Из глубины веков великий русский поэт – автор «Слова о полку Игореве», предположительно, Митуса Святославович внук Ольгов, он же сын князя Рыльского (по версии А.БлагихЪ) – созвучно Лермонтову вопрошает своего знаменитого предшественника, песнопевца Бояна:

 

О Боян, соловей старого времени,

А как бы ты сии битвы воспел,

Скача словом по древу мысли,

Взлетая умом под облака,

Свивая славу обе полы сего времени,

Рыща тропу победы чрез поля и горе?

 

                    (Версия перевода А.БлагихЪ).

 

Во время Отечественной войны 1812 года большое внимание обращается на патриотическое значение «Слова о полку Игореве». Многие образы и поэтическое звучание этого эпоса XII века начинают восприниматься в свете событий войны с Наполеоном. Это отразилось в реминисценциях из «Слова…» как в стихотворных, так и в прозаических произведениях.

Первый, кому пришла идея использовать патриотические мотивы «Слова…» в событиях Отечественной войны, был поэт Василий Андреевич Жуковский, который, по словам Белинского, подобно Колумбу открыл для русской литературы новый мир классического романтизма.

Изображая подвиги героев 1812 года, Василий Андреевич в стихотворении «Певец в стане русских воинов» использует образы «Слова…».

Обращаясь к казачьему атаману М.И.Платову, он пишет:

Орлом шумишь по облакам,

По полю волком рыщешь,

Летаешь страхом в тыл врагам,

Бедой им в уши свищешь.

 

 

 

Не забывает Жуковский и Бояна, для него он – певец ратных деяний, который своей лирой служит общему делу:

 

Певцы – сотрудники вождям;

Их песни – жизнь победам,

И внуки, внемля их струнам,

В слезах дивятся дедам!

О радость древних лет, Боян!

Ты, арфой ополченный,

Летал пред строями славян,

И гимн гремел священный.

 

Главным мотивом всего содержания «Слова…» о последствиях неудачного похода князя Игоря стала «…обида в силах Дажьбога-внука за землю русскую».

Мы как участники боя под Римовым слышим победные клики врага и стенания русичей под саблями половецкими. Мы как свидетели боя видим тяжелораненого князя Владимира. Мы вместе с автором «Слова…» испытываем тяжёлое чувство «туги и тоски по сыну Глебову».

Подобное сложное соединение печали, стыда и уязвлённой гордости соплеменников Суворова чувствовал и Жуковский за поражение русской армии под Аустерлицем. Достаточно привести только одно название его стихов: «Песни барда над гробом славян-победителей», чтобы понять, какой созвучный источник древней патриотической поэмы вдохновил Василия Андреевича.

Жуковский, как и автор «Слова о полку Игореве и горя сына Святославля внука Ольгова»*, был истинным патриотом своей Родины. Он, как и автор «Слова о полку Игореве», был внебрачным сыном. Его отцом был русский барин, а матерью – пленная турчанка. Отчество же и фамилию он унаследовал от крёстного отца, бедного дворянина Андрея Жуковского, который по просьбе настоящего отца усыновил будущего поэта. К началу вторжения Наполеона в Россию Василий Андреевич уже был признанным поэтом-новатором. Одним из главных мотивов его поэзии того времени была уже не только разработка темы всеобщего русского чувства тревоги и печали, но также гордости за свою Отчизну и жажды мести за её поругание.

В связи со «Словом о полку Игореве» ему виделись древние «славяне» и даже некие «россы», освещённые пламенем походного костра.

Жуковский хорошо понимал агитационное значение своей поэзии для того времени. Однако как патриот и как мужчина считал, что прежде всего он должен непременно находиться на поле брани.

 

__________________________________________________________________

* – Новая гипотеза прочтения полного названия поэмы и имени её автора, по версии А.БлагихЪ, изложенная в книге «Искушение словом», М: изд. «Спутник», 2012 г.

 

На следующий же день после манифеста о создании ополчения поэт «с пламенной душою поспешил к развевающимся знамёнам русской армии».

Из письма Жуковского: «Я записался под знамёна не для чина, не для креста, а потому, что в это время всякому должно быть военным».

В 1812 году, в самый разгар Отечественной войны, Жуковский покинул деревню, где проводил лето, и приехал в Москву. Много трагических переживаний выпало на его долю в этот год. 19 августа в мундире офицера народного ополчения, в составе 1-го пехотного полка, двинулся он к Можайску, навстречу неприятелю. В Бородинском сражении ядра и пули пощадили его. Позднее, под Тарутином, будучи уже при штабе Кутузова, написал он своего знаменитого «Певца во стане русских воинов». Это была служба поэта. Его вклад в победу над Наполеоном был очень весомым, так как стихи разошлись по армии и зажигали сердца воинов новой отвагой. В дальнейшем возник целый цикл стихотворений, связанный с событиями Отечественной войны: «Вождю победителей» (послание к Кутузову), баллада «Ахилл», послание-поэма «Императору Александру».

«Певец во стане русских воинов» – героическая кантата с чертами многих жанров лирики Жуковского, в том числе элегии. Наряду с боевыми призывами, с похвалами героям в ней живут элегические обращения к образам родины, напоминания об «играх первых лет», о матерях и возлюбленных. Элегик Жуковский, романтик, «помешанный» на самовоспитании, говорит в этом стихотворении с целым народом и находит горячий, даже восторженный отклик, полное понимание… Это ли не счастье для поэта! Это ли не оправдание избранного им пути!

Знаменательно, что именно в то время, когда при свете бивуачных костров отступившей русской армии Жуковский писал свою героическую кантату «Певец в стане русских воинов», в занятой врагом Москве на Разгуляй-поле томилась в огненном плену пожарищ и ожидала своей жертвенной участи древняя патриотическая поэма «Слово о полку Игореве и горя сына Святослава внука Ольгова».

Мистическим образом трагизм содержания «Слова…» воплотился в дальнейшей судьбе единственного оригинала. Дело в том, что рукопись «Слова…», а точнее её список, хранившийся в особняке графа Мусина-Пушкина, погибла в объятой пожаром Москве. Хотя обстоятельства гибели рукописи не известны, однако метафорически представляется, что живое русское «Слово…» было предано врагом огню в отместку за неуступчивость России в жестокой схватке с наполеоновской Францией. Образнее всего эту мысль можно дополнить высказыванием Марины Цветаевой:

«Лучшие мои книги – это те, которые понесут на костёр инквизиции вместе с «Илиадой» и «Словом о полку Игореве». (Цитата по памяти: А.БлагихЪ).

Символично,     но    в   катастрофических    событиях,      последовавших для    французской   армии   после   Бородинской  битвы  и  развенчавших ореол

 

 

 

непобедимости Наполеона, многие усматривали кару Всевышнего за поругание христианских святынь и веротерпимость к басурманским религиям.

После того когда ещё в 1796 году наполеоновские войска вторглись в Италию и заняли Милан, трапезную часовни Санта Мария, в которой была знаменитая фреска Леонардо да Винчи «Тайная вечеря», «просвещённые» французы превратили в конюшню. Мало того, атеистически настроенные подвыпившие солдаты забавлялись тем, что целились и кидали в персонажи картины обломки кирпича, комья грязи и гнилые фрукты. Хотя в настоящее время фреска реставрирована, однако полностью воссоздать выражения лиц Христа и апостолов и другие отдельные важные фрагменты не удалось.

Во время второго завоевательного похода в Египет и Сирию 1798–1799гг. Наполеон настолько настойчиво провозглашал терпимость к иным религиям, что российский Святейший Синод в 1807 году выдвинул тезис о Бонапарте как предтече Антихриста.

Заметим по ходу, что именно этот тезис сыграл в дальнейшем чрезвычайную и, может быть, решающую роль в исходе Отечественной войны 1812 года, в смысле демонстративного несотрудничества российского народа с французской оккупацией, ассоциирующейся с приходом предтечи Антихриста. Это выразилось в активном партизанском движении, а также массовом исходе жителей Москвы после её оставления русской армией. Из проживавших в первопрестольной на первое января 1812 года 275547 человек в Москве осталось после исхода лишь около 6000 человек, т.е. всего 2%,(по другим данным – 20%) Хотя это отдельная, ещё не во всех аспектах до сих пор исследованная тема, тем не менее остановимся на ней несколько подробнее, так как известно, что «Сатана открывается в деталях своих действий и намерений».

Самая страшная, кровопролитная картина Бородинского боя изо всех данных ранее Наполеоном сражений, загадочный выезд чуть ли не всего населения старой столицы и пожар Москвы показали императору, что на этот раз его противник решил продолжать борьбу не на жизнь, а на смерть.

Овладение Москвой казалось Наполеону единственным избавлением  от всех трудностей, с которыми столкнулась его «Великая армия» в России. Однако когда ему доложили, что вместе с отступившей армией русских город покинуло почти всё мирное население, Наполеон на какое-то время утратил самообладание. Он только тогда осознал, что сдача русскими древней столицы без решающего боя и добровольный исход мирных жителей вместе с отступающей армией означает отнюдь не конец, а лишь продолжение войны всего российского народа, но только уже новыми, не ведомыми прагматической Европе методами.

Истинный оскал предтечи Антихриста проявился уже с первого же дня вступления в Москву, когда одновременно с приказами по якобы обеспечению порядка город был объявлен военным трофеем и отдан солдатам на поругание. Повальные грабежи, пьянство и бесчинства солдат достигли таких масштабов, что  французское  командование  не только  на время само утратило управление

 

 

своей армией, но даже и отдельные командиры вовлекались в эту разнузданную вакханалию.

Священнослужители были выгнаны из Кремля. На глазах у самого Наполеона в христианском православном Благовещенском соборе Кремля пылал импровизированный горн, в котором переплавлялись в слитки золотые и серебряные предметы церковной утвари. С колокольни Ивана Великого был снят гигантский крест, который Наполеон намеревался переправить в Париж.

С одобрения Антихриста, Архангельский собор был превращён в винный склад, а в Успенском – устроена конюшня.

И наконец, о загадочном пожаре Москвы. М.Ю.Лермонтов в одном месте своего знаменитого стихотворения «Бородино» был не совсем точен: «…ведь не даром Москва, спалённая пожаром, французу отдана?...»

Дело в том, что когда вечером 14 сентября передовые неприятельские войска прошли через всю Москву, никаких серьёзных признаков пожаров не было. Весь следующий день, когда сам Наполеон с гвардией торжественно въехал в Кремль, всё также было спокойно. Горели лишь отдельные разрозненные небольшие деревянные постройки. С утра 16 сентября стали возникать первые локальные пожары. Однако даже днём они ещё не были так заметны. И только на третий день, в ночь с 16-го на 17-е, вдруг поднялся сильнейший ветер, который не ослабевая, а только усиливаясь, продолжался более суток. Весь день 17-го сентября над городом свирепствовала несвойственная для средней полосы России этого времени года настоящая буря. Порывы ураганного ветра дали начало настоящему огненному апокалипсису. Ветер легко разносил горящие головни, которые огненными факелами разлетались по воздуху. Море пламени охватило центр близ Кремля, Замоскворечье, Солянку. Во власть огненной стихии вовлеклись не только близлежащие, но и отдалённые от центра улицы.

Когда утром 17-го сентября Наполеон увидел всёпожирающий бушующий океан огня, то, по показанию целого ряда свидетелей, император побледнел и после долгого молчания произнёс: «Какое страшное зрелище! Это они сами сжигают…Какая решимость! Какие люди! Это – скифы!»

Между тем пожар усиливался. Кремль оказался в кольце огня. Загорелась Троицкая башня. В любое время могли загореться и взорваться артиллерийские повозки со снарядами и запасами пороха. Солдаты-гвардейцы не успевали тушить очаги пожаров.

Когда Бонапарт со свитой решил покинуть Кремль, искры уже падали на окружающих и было трудно дышать. Один из сопровождающих Наполеона вспоминал: «Мы шли по огненной земле под огненным небом между стен огня».

К вечеру 18-го сентября ветер стих, пошёл дождь, и пожар начал ослабевать. Днём 19-го числа Бонапарт возвратился из загородного Петровского дворца обратно в Кремль. По пути в Москву Наполеон видел не скромные бивуачные огни,  а настоящие праздничные костры, на которых жгли

 

 

картины и роскошную мебель. На изящных стульях и мягких диванах сидели вперемешку чёрные от дыма пьяные офицеры и солдаты. Толпы мародёров

тащили награбленную добычу. До ушей императора то и дело доносились разноязычные крики, ругань и звуки потасовок солдат, деливших гражданские трофеи и женщин. Никто, как раньше, не замечал и не приветствовал своего любимого императора. Лишь тёмные провалы обуглившихся развалин и разбитых окон уцелевших домов зловеще смотрели на Бонапарта и сопровождающих из его свиты.

По единодушным отзывам приближённых, император тогда впал в глубокую депрессию, проявившуюся в смене настроений от полного молчания до приступов бешенства.

21-го сентября Наполеон овладел собой, собрал всех маршалов и сообщил, что намерен сжечь остатки Москвы и пойти на Петербург. Он снова рисовал картины всеобщего восторга в Европе, когда там узнают, что ими в короткое время завоёваны две русские столицы. Однако это был блеф, похожий на бред сумасшедшего, которому уже никто не верил. Все маршалы уже понимали, что пожар предопределил начало агонии Великой армии.

Споры об истинных причинах пожара не утихают до сих пор. Похоже, что о них уже никто и никогда не узнает. Не будем делать этого и мы, тем более что это дело профессиональных историков. Однако в рамках настоящего эссе мы всё же дадим волю разыгравшемуся художественному воображению и приведём отдельные поэтические свидетельства и документы того времени, которые могут содержать чувственные ощущения причинно-следственных связей, указывающих на вольных или мнимых «виновников» загадочного сожжения Москвы два века тому назад.

Москва в 1812 году была на 80% деревянная, а особняк графа Мусина-Пушкина был каменным. Хотя сам Алексей Иванович покинул Москву, однако для присмотра за домом остались некоторые из его слуг. Кроме того, из-за места расположения его особняк скорее всего приглянулся наполеоновским воякам из какой-то элитной части. Поэтому вряд ли пожар бушевал внутри здания. Вероятнее всего, богатая коллекция рукописных книг графа вместе с русским «Словом о полку Игореве» была безжалостно выброшена из особняка и сожжена в костре мародёрствующих во дворе солдат. Древние рукописные книги, писанные чуждой врагу церковнославянской азбукой Кириллицей на непонятном «варварском» русском языке, да ещё сразу после Бородинского сражения, в котором французы потеряли только убитыми 58 из 135 тысяч человек, наводили мистический ужас на непрошенных постояльцев особняка Алексей Ивановича.

 

     Москва, спалённая пожаром, в поэтических

образах участников и современников войны 1812 г.

 

 

                                                          Фёдор Глинка

                                        Москва

 

……………………………

Ты, как мученик, горела,

Белокаменная!

И река в тебе кипела

Бурнопламенная!

 

И под пеплом ты лежала

Полоненною,

И из пепла ты восстала

Неизменною!..

 

……………………………

 

 

                                                          Николай Языков

                    Из послания Д.В.Давыдову

 

……………………………

Пламень в небо упирая,

Лют пожар Москвы ревёт;

Златоглавая, святая,

Ты ли гибнешь? Русь, вперед!

Громче буря истребленья,

Крепче смелый ей отпор!

Это жертвенник спасенья,

Это пламень очищенья,

Это фениксов костёр!

 

 

 

                                                     Константин Батюшков

                                     К Дашкову

 

Мой друг! я видел море зла

И неба мстительного кары;

Врагов неистовых дела,

Войну и гибельны пожары.

Я видел сонмы богачей,

Бегущих в рубищах издранных;

Я видел бледных матерей,

Из милой родины изгнанных!

Я на распутье видел их,

Как, к персям чад прижав грудных,

Они в отчаянье рыдали

И с новым трепетом взирали

На небо рдяное кругом.

Трикраты с ужасом потом

Бродил в Москве опустошенной,

Среди развалин и могил;

Трикраты прах её священный

Слезами скорби омочил.

 

……………………………

 

Лишь угли, прах и камней горы,

Лишь груды тел кругом реки,

Лишь нищих бледные полки

Везде мои встречали взоры!..

 

……………………………

 

Нет, нет! Талант погибни мой

И лира, дружбе драгоценна,

Когда ты будешь мной забвенна,

Москва, отчизны край златой!

Нет, нет! Пока на поле чести

За древний град моих отцов

Не понесу я в жертву мести

И жизнь и к родине любовь;

Пока с израненным героем,

Кому известен к славе путь,

Три раза не поставлю грудь

Перед врагов сомкнутым строем, –

Мой друг, дотоле будут мне

Все чужды музы и хариты,

Венки, рукой любови свиты,

И радость шумная в вине!

 

 

 

 

  Карта Москвы с указанием главных улиц

  и числа оставшихся домов после пожара

 

 

Из 9158 домов сгорело 6532 дома (72%);

Из 8521 торговой лавки сгорело 7153 торговых лавок (84%);

Из 556 предприятий сгорело 516 предприятий (93%).

В левом верхнем углу карты дано аллегорическое изображение Наполеона в виде крылатого антихриста с козлиными ногами и с факелом, поджигающим Москву.

 

 

     Из правительственных известий и документов

                 о причинах пожаров в Москве

«Противник нанёс тяжкий вред Москве не силою осадных орудий, но действиями неприличных и срамных для воина зажиганий, грабительств и подрываний».

Из обращения генерал-губернатора Москвы Ф.В.Растопчина к жителям:

«Враг рода человеческого, наказание Божие за грехи наши – злой француз взошёл в Москву, предав её мечу и пламени, ограбил храмы Божии и осквернил алтари…»

Приказ французского командования от 29 сентября 1812г. о прекращении грабежей в Москве прямо свидетельствовал о признании причастности Наполеона к насилию и пожару в Москве.

 

 

Сдача Москвы без боя и последующее её сожжение многими современниками рассматривались, как начало крушения Российской империи (агонизирующие головы орлов и сваливающаяся с герба корона на фоне огня и дыма олицетворяют это предчувствие).

 

 

              Серебряная медаль в память

            отечественной войны 1812 года

 

                   

   Лицевая сторона медали.                       Оборотная сторона медали.

 

Медаль «В память Отечественной войны 1812 года» учреждена 5 февраля 1813 года. Самая первая медаль была серебряной. Ей единственной впервые награждались независимо от личности все строевые чины в армии и ополченцы, а также священники и медики, находившиеся непосредственно под огнём неприятеля.

На лицевой стороне медали был изображён масонский треугольник в лучах света. В центре равнобедренного треугольника мы видим изображение Всевидящего ока Всесущего. Масонская символика была выбрана не случайно, а с намёком на Кутузова. Фельдмаршал, как известно, был масоном, к тому же с одним видевшим глазом. Второй глаз он потерял ранее на полях сражений с турками. Солдаты интерпретировали масонскую символику лицевой стороны медали по-своему: «Это здоровое левое око Кутузова, которым он более видел, чем другие двумя».

Трогательная и торжественная надпись на оборотной стороне медали была усечённой цитатой, заимствованной из библейского писания. Интерпретация надписи была понятна всем, даже непосвящённым. Под «…именем твоим» могли пониматься Бог, Кутузов и российский народ. Надо отдать должное Александру I, повелением которого собственное изображение было заменено этой надписью. С этой заменой аверс и реверс поменялись местами, и медаль можно было трактовать как учреждённой заслугами Кутузова.

Этой медалью был награждён также и наш герой – автор «Певца в стане русских воинов» и поэтического перевода «Слова о полку Игореве» штабс-капитан Василий Андреевич Жуковский.

 

 

        Возвращение Наполеона в Москву

        19 сентября 1812 года после пожара

 

 

 

Картина художника Д.Н.Кардовского «Москва в сентябре 1812 года» отображает моральное разложение агонизирующей «великой армии» завоевателей, которая «не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели».

Увлечённые грабежом пьяные мародёры игнорируют своего императора, возвратившегося в Москву из загородного дворца. Бонапарт с мрачным лицом изображён в глубине картины (слева). Между тем двое русских, возможно, первые из подозреваемых в поджогах, с любопытством всматриваются в восседающего на белом коне антихриста.

 

 

 

 

 

 

 

Художественная стилизация рукописного протографа заглавного листа горящего «Слова о плъку Игорев? и горя сына Святъславля внука Ольгова» по первой странице оригинала Мусин-Пушкинского       издания 1800г.

 

 

 

 

 

 

                             Последнее слово

 

Формально гигантская схватка наполеоновской Франции со всей Европой закончилась, как известно, в 1815 году битвой при Ватерлоо, где 25 тысяч французов и 22 тысячи англичан и их союзников полегли на поле битвы. Тысячи вопросов, связанных с вероятным исходом этого сражения, занимали умы многих видных историков и писателей того времени. О ряде фатальных случайностей, вырвавших победу у Наполеона, пишут и сейчас. Однако, не вникая в причины поражения Бонапарта при Ватерлоо, уже тогда всем было ясно, что главный результат битвы европейских народов был достигнут на бескрайних просторах России – когда на борьбу с великой армией непобедимого императора поднялась вся страна. Выше уже упоминалось, что только в Бородинском сражении армия Наполеона потеряла убитыми 58 тысяч человек, в том числе 47 генералов!

Из 420 тысяч человек, перешедших границу России в июне 1812 года и из 150 тысяч, пришедших из Европы позднее, в декабре того же года противнику удалось сформировать отряд численностью всего лишь около 30 тысяч человек. Остальные же были либо убиты в сражениях, либо погибли в стычках с партизанами, либо попали в плен, но более всего погибли от холода, голода, усталости и болезней во время отступления.

Находясь в ссылке на острове Святой Елены, Наполеон, поводя итоги войны 1812 года в России, говорил, что в эту роковую войну он был вовлечён по недоразумению, а ужасающая суровость стихии поглотила всю его армию и только затем «…вся вселенная поднялась против меня». Под «суровостью стихии» он подразумевал прежде всего неожиданную бурю в оккупированной Москве, вызвавшую пожар, а также небывалые морозы, которые начались тогда раньше времени и добивали отступающих французов не хуже русской армии и партизан. Так, например, в ноябре, на подходе французов к Вильно, температура падала до  -35ºC. Так что пожар в Москве, осенняя распутица и мороз, как «красный, чёрный и белый генералы» от природной стихии, помогали русской армии и её народу гнать антихриста из Святой земли.

Не где-нибудь, а именно в России Наполеон впервые приказал своему врачу приготовить ему яд на случай взятия его в плен. Не где-нибудь, а именно в Европе спасшийся император однажды выразил сожаление, что не был убит при Бородине или в Кремле. Так мог сказать человек, который, получив смертельную рану в России, понимал, что все его последующие успехи в Западной Европе всего лишь результат активных действий, связанных с инстинктом выживания. Смертельно раненый зверь, как известно, агрессивен, но для опытного охотника он уже не опасен. Подобная история повторилась в Великой отечественной войне 1941-45 гг. во время второго пришествия из Европы другого антихриста на нашу землю. Так же, как и тогда, в далёком 1812 году, на защиту отечества «от Москвы до самых до окраин» поднялся весь народ от мала до велика.  Так же,  как и тогда, «русский белый генерал Мороз»,

 

 

как гнев Господний, подстерегал фашистских захватчиков на земле, в небесах и на море.

Прошли века. К сожалению, сбылись невесёлые предчувствия автора «Слова о полку Игореве». Растащили по частям поганые землю русскую хитростью и властолюбием на Россию, Украину и Белоруссию. Сеют смуту среди народов, бесы «оранжевые». Воистину не ведают, что творят. Наступила тревожная эпоха. Будущее известно Богу единому, а нам остаётся надеяться на слово мудрое и разум, которые, устранив препятствия, приведут нас к победе сил созидательных над силами мрака и хаоса.

 

Окончено в День защитника Отечества, 23 ноября 2011 года.